пункту, ответил ей, что если всего лишь такая малость мешает ей быть его женой, это не должно ее останавливать; его слабым местом было как раз не верить всему тому, что ему говорили; он, конечно бы, не потерпел в случае, когда бы женился на девице, констатировать, что она была женщиной; но у него не было никаких опасений сделаться ревнивцем, особенно по отношению к женщине, уже побывавшей замужем, поскольку найти ее вдовой одного мужчины или двух означало примерно одно и то же, и не было бы ничего особенного, когда бы даже, вместо двух мужей, она бы имела дюжину. Однако, так как эта женщина была вольна пользоваться им, чтобы отомстить мне, она ему сказала, – если его не интересует то, что она ему говорит, то он даже не ровня ей, поскольку она не выйдет снова замуж до того, как я буду мертв, потому что она не могла выносить вида человека, явившегося причиной того, что ее честь была скомпрометирована.
Двое на одного
Мне хотелось бы верить, что Швейцарец был смел, когда дело касалось его долга, но не найдя, отчего он должен рисковать собственной жизнью по фантазии своей любовницы, он предложил ей дать Швейцарцев из своей роты, чтобы она делала с ними все, что захочет. Она пообещала выйти за него замуж на этом условии, и ее любовник дал ей двух человек, отрекомендовав их, как самых бравых из Полка Гвардейцев; они явились на улицу, где я проживал, дабы нанести мне оскорбление, когда они увидят меня, выходящим из дома. Они не замешкали с исполнением; заметив меня издалека, они пошли мне навстречу, разыгрывая пьяниц. Я хотел их обойти, нимало не догадываясь об их намерениях, но, нарочно натолкнувшись на меня, они едва не опрокинули меня на землю. Так как я приписал это опьянению, то удовлетворился, сказав им несколько слов, чтобы заставить их от меня удалиться. Тогда они снова перешли в нападение, и тут я сразу же сообразил, что их удар был подготовлен заранее; я выхватил шпагу, чтобы помешать им приблизиться еще больше, и тотчас же они взяли в руки свои шпаги, по-прежнему играя пьяных. Я был немного удивлен их манерой драться, я не был к ней привычен. Уверен, тем не менее, что если бы я имел дело с одним, я бы быстро свел с ним счеты, но так как их было двое против меня, я прислонился спиной к стене из страха, как бы один из них не атаковал меня сзади, пока другой будет нападать спереди.
В конце концов, я не знаю, что бы из всего этого вышло, потому что один человек перед двумя врагами всегда имеет одного лишнего, когда Горожане избавили меня от этой опасности, напав на них, вооруженные длинными палками, чтобы доставать их с более дальнего расстояния. Они обрушили на них несколько ударов по плечам, и два Швейцарца, видя себя столь славно атакованными, развернулись против них, оставив меня в покое. Те, кто на них напали, не стали затруднять себя их арестом и позволили им обратиться в бегство. Однако я обнаружил, что был ранен ударом шпаги, нанесенным одним из двоих мне в правое плечо; к счастью для меня, перевязь отразила большую часть удара, и моя рана оказалась легкой; я пролежал в постели всего лишь два или три дня. Швейцарец тотчас потребовал своего вознаграждения у Дамы, пообещав ей, что его солдаты вскоре завершат начатое ими дело. Так как она видела его столь настойчивым, то подумала, что он заслужил быть вознагражденным – она вышла за него замуж в соответствии с его желанием; но когда он получил ее в качестве собственной жены, он рассудил, что было бы весьма некстати обременять себя убийством ради любви к ней. Вот как закончились первые любовные похождения, какие я имел в Париже; я был счастлив тем, что удержался здесь, а все произошедшее со мной сделало меня более мудрым.
Первые шаги Мазарини
Король, с трудом выносивший влияние, какое Кардинал де Ришелье приобрел над ним, не желая претерпевать те же огорчения при другом Министре, вовсе не хотел замещать его кем бы то ни было, пока будет жив. Все были этим удивлены, потому что он не казался более способным самому заниматься делами; кроме того, он не отличался крепким здоровьем. Но он подумал, что посредством учрежденного им Совета справится со всеми вещами; главное, если Государственные Секретари пожелают исполнить их долг. Среди них было двое достаточно способных, а именно Месье Денуайе и Месье де Шавиньи, но что касается двух других, то они немногого стоили, и не следовало особенно рассчитывать на них. До сих пор они подражали примеру Короля, сваливая на своих подчиненных все дела, что были у них на руках, поскольку видели, как Король проделывал то же самое по отношению к своему Министру.
Преемники Кардинала
Как только Кардинал де Ришелье навеки закрыл глаза, Шавиньи, кто был его ставленником и кто, в этом качестве, разделял все его страсти, пока тот был жив, полагая, что нажил себе множество врагов, постарался добиться их расположения поведением, совершенно противоположным тому, какое он проявлял по их поводу. Королева особенно его ненавидела, потому что он всегда следовал примеру своего Мэтра, кто имел мало почтения к ней, пока держал в своих руках высшую власть. Претендующие на знание источника такого неуважения говорят, что раньше он питал некие чувства к этой Принцессе, и когда она оказалась слишком мудрой, чтобы ответить на них в той манере, в какой, может быть, ему этого хотелось, он начал преследовать ее, дабы наказать за то презрение, какое она ему выказала. Я не сумею сказать, было ли это правдой или нет, потому что, хотя этот слух столь распрекрасно распространился в мире, что его теперь считают абсолютной истиной, достаточно известно, до чего порой доходит ненависть, какую обычно испытывают к Министрам, чтобы не доверять полностью всему тому, что может быть опубликовано им в ущерб. Не существует ничего, что бы злобно не изобреталось для их поношения, и, кажется, достаточно о них позлословить, чтобы заставить поверить во все, что о них говорят. Итак, не утверждая и не опровергая этого обвинения, я буду доволен сказать, что, должно быть, Королева была сильно раздражена против всех тех, кто помогал Кардиналу ее преследовать; и Шавиньи, знавший, что она должна бы обвинять его еще больше, чем кого-либо другого, учитывая, какое участие он имел в советах Его Преосвященства, сделал все, что только мог, лишь
